(отрывок из очерка)
Часть 1. Ода Внукову
Нет места для нас роднее и ближе, чем Внуково – колыбель наша и земля обетованная.
Прекрасно Внуково в любое время года: зимой ли, когда внуковский лес одет в белоснежные шубы; весной ли, когда все вокруг напоено предчувствием нового; летом ли, когда могучие ели-дубы горделиво шумят зелёными кронами; осенью ли, когда воздух пронзительно чист и душа замирает в торжественной паузе. С детства помню волшебное дерево, написанное на комнатной двери в доме Милютиных: дерево жизни разделено на четыре части, и в каждой своё время года. С восторгом, заворожённо разглядывала я тогда удивительное единство времени, сложенное из четырех сезонов-частей. Так и мы сегодняшние, частички этого удивительного поселения, вместе образуем единое целое – целое по имени Вну-ко-во.
Что Внуково для нас: мираж? воспоминания? картинки детских снов? книжная версия – чья-то выдумка? или реальность? старт нашей жизни? Всё это вместе – и всё порознь.
Внуково – первоисточник: здесь что ни дом, то сказание, что ни дверь, то вход в четвёртое измерение, где человеческие ценности обретают истинный смысл, а история оживает и перестаёт быть вымыслом. И дома здесь как просоленные корабли со штопаными, но крепкими парусами, не сломленные ни штормами, ни бурями, верные своему курсу – надёжные прибежища для своей команды.
Внуково – одна большая семейная сага с увлекательным сюжетом и жизнеутверждающей тональностью, когда-то нашедшая отражение в поэзии, кино и музыке.
Здесь могучие корни – традиции четырех-пяти колен, наших бабушек и дедушек, людей замечательных и выдающихся. Им мы отдаем дань, рассказывая об удивительном городке «Московский писатель», и их воспеваем – великих «первых поселенцев», потрясающая жизнестойкость, человеколюбие и безудержный талант которых не только легли в основу их уникального творчества и обширной деятельности, но и вышли далеко за рамки частного явления, сформировав золотой пласт культуры и науки ХХ века.
Так давайте же прогуляемся по тихим улочкам нашего городка. Приоткроем калитки и постучимся в двери старых домов, послушаем неторопливые рассказы о прошлом житье-бытье, полистаем архивы, вспомним или узнаем что-то новое, поохаем и помолчим.
Эх, внукина зона…
Часть 2. Дом на улице Гусева
В удивительном доме на Гусева, 12, наша семья живёт уже более восьмидесяти лет, и это пятое поколение. Дом у нас всегда назывался дачей, хозяйкой была Зиновия Семёновна Маркина, кинодраматург, первая выпускница сценарного факультета ВГИКа и первая в СССР женщина-сценарист. Наряду с другими заслуженными деятелями культуры того времени бабушке был выделен государством участок земли площадью 1 гектар. Тогда Внуково казалось далёким Подмосковьем – поля, леса, коровы, просёлочные дороги, распутица… Кто бы мог подумать, что это станет частью Москвы.
Итак, на участке на пересечении Полевой и Гусева, в 1936 году началось строительство нашего дома. В домашнем архиве сохранилось много фотографий дома в ходе строительства. Разглядывать их безумно интересно! На одной из таких фотографий молодая Зина Маркина подаёт строителю бревно. Думаю, это не постановочная фотография, а самая что ни на есть обыденная, ведь бабушка, да и все члены семьи, никогда работы не боялись: забивали гвозди, сгребали листья, сбрасывали снег с крыши, сбивали сосульки, кололи дрова и топили печь, несмотря на то что в доме были сторожа и помощники по хозяйству.
Дом получился большой, каменный, с несколькими террасами, окружённый лесом, хотя, судя по фотографиям 1938 года, деревьев прежде было не так уж и много. Шли годы, и сейчас это уже действительно настоящий лес со столетними елями и дубами. Помню, даже спустя много лет, в 70-е годы, к нам по-прежнему приходил по весне лесник, делал ревизию, смотрел, что можно рубить, что нельзя – все деревья были на учёте.
В 1941 году началась война, она затронула жизнь и в «Московском писателе». Есть справка из дачного кооператива, что с 1941 по 1944 год дача Маркиной была занята частями Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА).
«Были дни во время Великого наступления, когда я вместе с бойцами разбирала террасы, забор, срывала двери и бросала все это под тяжёлые машины, которые шли мимо нашего дома, поднимаясь в крутую гору, они буксовали. Затем в нашем доме был склад продовольственных товаров для воинских частей района. Двенадцать кубометров круглого леса, завезённые накануне войны для строительства террас, было перепилено для бомбоубежищ. Паркетные щиты были сняты для занятий по стрельбе». (Из письма З. С. Маркиной заместителю председателя Моссовета М. А. Яснову).
Конечно, дом пострадал сильно, но тогда об этом не думали. А когда вернулись из эвакуации, то поняли, что многое придётся делать заново.
Восстанавливался дом с великим трудом, но постепенно всё как-то наладилось: нижнее открытое пространство с большими столбами застеклили, превратив в Большую террасу, посадили жасмин и розы, развели огород, провели воду, телефон.
Вскоре в доме-лабиринте исторически все комнаты и помещения приобрели свои названия: «Северная», «Южная», «Тёмная», «Красная» или «Деревянная терраса», «Железная терраса»... Помню, на Большой террасе стоял массивный чёрный стол на огромной резной лапе с драконами. Стол занимал почти всё пространство и был куплен некогда Зиной у родственников поэта Александра Блока. За этим блоковским столом семья вечерами чаёвничала, а по праздникам – обедала.
Семья наша была большой, и так получилось, что жизнь каждого её члена неразрывно скрепилась с внуковским домом. Дача стала удивительным сосредоточением всеобщего семейного внимания и сил, превратилась в эдакий энергетический шар, который – хотели мы того или нет – постоянно нас к себе притягивал.
Часть 3. Обитатели дома
Дом всегда был обитаем, в нём часто жили дочь Зиновии, Ольга Бобылёва, кинодраматург, с мужем Эдуардасом Межелайтисом, известным советским поэтом. Муж Зиновии, писатель и драматург Александр Владимирович Разумовской, интеллигентнейший дядя Саша. Сестра Зиновии, Серафима Семёновна, моя родная бабушка, с мужем Николаем Никифоровичем Ивановым, моим дедом, и детьми. Жила на даче и самая старшая представительница семейства – Прасковья Георгиевна, мать Зиновии и Серафимы и моя прабабка, – мне довелось её застать. Это были красивые люди – сильные духом, талантливые и чуткие душой.
Беспорно, Зиновия Маркина и Александр Разумовский относились к тому монументальному и бесконечно красивому поколению одарённых людей, которых можно сравнить разве что с жителями древней Атлантиды, известной нам по легендам и сказкам. Это было поколение Орловой, Александрова, Гусева, Дунаевского, Милютина, Лебедева-Кумача, Утёсова и многих других блистательных личностей. В этих могучих людях всего было много: красоты, таланта, любви, мудрости, терпения, иронии и… вселенской грусти.
Кареглазая, яркая, шумная, Зина говорила на любую тему, внимательно выслушивала собеседника, а потом восклицала что-нибудь хвалебное, а иногда обидное, а когда обижались, возмущалась, но тут же мирилась и всё забывала! Она вся кипела: писала сценарии, содержала внуковский дом, тянула общественную работу в Московском комитете драматургов, во время войны занималась эвакуацией. Помню её разной: и молодой, когда она ходила в своих любимых зелёных костюмам и платьях с широкими юбками, держа руки в больших карманах; и постарше, активной и энергичной, а ночами – вечно за пишущей машинкой. И уже совсем старенькой, но удивительно молодой душою, сохранившей неугасимый интерес к жизни.
«Были дни во время Великого наступления, когда я вместе с бойцами разбирала террасы, забор, срывала двери и бросала все это под тяжёлые машины, которые шли мимо нашего дома, поднимаясь в крутую гору, они буксовали. Затем в нашем доме был склад продовольственных товаров для воинских частей района. Двенадцать кубометров круглого леса, завезённые накануне войны для строительства террас, было перепилено для бомбоубежищ. Паркетные щиты были сняты для занятий по стрельбе». (Из письма З. С. Маркиной заместителю председателя Моссовета М. А. Яснову).
Конечно, дом пострадал сильно, но тогда об этом не думали. А когда вернулись из эвакуации, то поняли, что многое придётся делать заново.
Восстанавливался дом с великим трудом, но постепенно всё как-то наладилось: нижнее открытое пространство с большими столбами застеклили, превратив в Большую террасу, посадили жасмин и розы, развели огород, провели воду, телефон.
Вскоре в доме-лабиринте исторически все комнаты и помещения приобрели свои названия: «Северная», «Южная», «Тёмная», «Красная» или «Деревянная терраса», «Железная терраса»... Помню, на Большой террасе стоял массивный чёрный стол на огромной резной лапе с драконами. Стол занимал почти всё пространство и был куплен некогда Зиной у родственников поэта Александра Блока. За этим блоковским столом семья вечерами чаёвничала, а по праздникам – обедала.
Семья наша была большой, и так получилось, что жизнь каждого её члена неразрывно скрепилась с внуковским домом. Дача стала удивительным сосредоточением всеобщего семейного внимания и сил, превратилась в эдакий энергетический шар, который – хотели мы того или нет – постоянно нас к себе притягивал.
Часть 3. Обитатели дома
Дом всегда был обитаем, в нём часто жили дочь Зиновии, Ольга Бобылёва, кинодраматург, с мужем Эдуардасом Межелайтисом, известным советским поэтом. Муж Зиновии, писатель и драматург Александр Владимирович Разумовской, интеллигентнейший дядя Саша. Сестра Зиновии, Серафима Семёновна, моя родная бабушка, с мужем Николаем Никифоровичем Ивановым, моим дедом, и детьми. Жила на даче и самая старшая представительница семейства – Прасковья Георгиевна, мать Зиновии и Серафимы и моя прабабка, – мне довелось её застать. Это были красивые люди – сильные духом, талантливые и чуткие душой.
Беспорно, Зиновия Маркина и Александр Разумовский относились к тому монументальному и бесконечно красивому поколению одарённых людей, которых можно сравнить разве что с жителями древней Атлантиды, известной нам по легендам и сказкам. Это было поколение Орловой, Александрова, Гусева, Дунаевского, Милютина, Лебедева-Кумача, Утёсова и многих других блистательных личностей. В этих могучих людях всего было много: красоты, таланта, любви, мудрости, терпения, иронии и… вселенской грусти.
Кареглазая, яркая, шумная, Зина говорила на любую тему, внимательно выслушивала собеседника, а потом восклицала что-нибудь хвалебное, а иногда обидное, а когда обижались, возмущалась, но тут же мирилась и всё забывала! Она вся кипела: писала сценарии, содержала внуковский дом, тянула общественную работу в Московском комитете драматургов, во время войны занималась эвакуацией. Помню её разной: и молодой, когда она ходила в своих любимых зелёных костюмам и платьях с широкими юбками, держа руки в больших карманах; и постарше, активной и энергичной, а ночами – вечно за пишущей машинкой. И уже совсем старенькой, но удивительно молодой душою, сохранившей неугасимый интерес к жизни.
До конца жизни Зина оставалась великим оптимистом, недаром один из её последних сценариев, который, к сожалению, так и остался на бумаге и теперь хранится у нас дома, назывался «Дом весёлых нищих».
Все её фильмы, долго не сходившие с экранов страны: «Последний табор» с прекрасной Лялей Чёрной, знаменитый «Комсомольск», «Дурсун» с великолепной Ниной Алисовой (именно за этот фильм бабушка получила Сталинскую премию), «Отважные друзья», «Молодые капитаны», проникнуты глубокой любовью и уважением к человеку созидательному, его мечтам и труду. Думаю, бабушкины фильмы были бы и сегодня притягательными для современного зрителя.
Помню Зину в широкой шубе, в пуховом платке; грузная, морозная, шумная – от её присутствия становилось громко и тесно. Если я болела, она принималась категорично лечить, читать книги и кормить куриным бульоном с фрикадельками – меня и всех моих игрушечных друзей. Она бесконечно рассказывала мне придуманные ею сказки, и я, естественно, знала их наизусть, но любила слушать опять и опять.
Сестра Зиновии, Серафима, сероглазая красавица, ко всему относилась с большим вниманием. Она красиво и горделиво смеялась, источая необыкновенную силу и житейскую практичность. Именно она пекла пироги и варила варенье, ставила самовар, шила детям наряды и занималась хозяйством. Иногда она со смехом садилась за рояль и с легкостью, присущей только талантливым людям, играла польки, вальсы, высоко вскидывая широкую крепкую кисть и встряхивая русыми волосами.
Из-за особой внутренней силы этих двух замечательных сестёр – Зиновии и Серафимы, их самодостаточности, с ними порой было трудно жить, непросто дружить, но каждый раз после общения с ними ощущался особый приток внутренней энергии и уверенности в собственных силах. Сёстры были сильными и бесстрашными. Нам, детям, с такими бабушками здорово повезло – мы унаследовали от них жизнестойкость, крепость духа и кипучую энергию.
Не могу не вспомнить и своего деда, Николая Никифоровича Иванова, мужа Серафимы, сценариста и большого общественного деятеля. Он был поистине многогранен: в тяжёлые 20-е годы вместе с Надеждой Константиновной Крупской организовывал первые пионерские лагеря и детские дома для беспризорников, писал сценарии к художественным фильмам для детей, позже организовывал строительство внуковского поселка МВТ, в 1939 году в составе советского комиссариата был направлен в Нью-Йорк для работы на знаменитой Всемирной выставке советских достижений. А на даче дед Николай сажал розы, выращивал помидоры и был необыкновенным выдумщиком и умельцем – из веточек, листьев, проволочек и прочей «ерунды», вкладывая душу, он мастерил удивительные поделки, создавал природные сюжеты. Недавно на чердаке я обнаружила дедово «Озеро с цаплями»…
За пять поколений собрался большой архив внуковской жизни. Интересны воспоминания и письма дочери Зиновии, Ольги Бобылёвой, доводившейся мне тёткой. В семье Ольгу звали Лялей, была она тогда молодым кинодраматургом, много работала и часто жила на даче, так как внуковская обстановка вдохновляла её. В одном из своих писем к матери она пишет: «На огороде – красота. Пошли помидоры – обсыпные, молодая картошка, огурцы, цветная капуста, свёкла, чёрная смородина – рай! На яблоне, близкой к воротам, 60 яблок! Вишенки отцвели и зреют. Цветы цветут». И еще: «В грозу, когда все прятались по комнатам, закрывали окна, бабушка, наоборот, садилась у открытого окна и любовалась грозой. Это действительно зрелище прекрасное: тёмное небо, всполохи золотой молнии, удары грома, который звучит так, как будто что-то раскалывается над головой».
Часть 4. Внуковская жизнь
Жить на даче было весело: соседей много, все общались. Встречались на улицах, здоровались через заборы, заворачивали на пироги. Заходил к нам, прогуливаясь, композитор Юрий Сергеевич Милютин с женой, Ксенией Алексеевной. «Красавица! Ну истинная красавица!» – всегда восклицала Зина. «Приветствую!» – торопливо махал рукой Никита Григорьевич Санников, лингвист, переводчик. Заглядывала к нам и звёздная Любовь Петровна Орлова – в тёмных очках, в косынке, в широкой юбке и с корзинкой. Заходили историк медицины Борис Петров и прославленный спортсмен, тяжелоатлет и писатель Юрий Власов.
К Зине и дяде Саше часто приезжали друзья: поэт Эдуардас Межелайтис, ставший членом семьи, писатель Юрий Нагибин, драматург и сценарист Алексей Спешнев, писатель Игорь Бахтерев и многие другие. В 60-е годы у Зины на даче во Внукове гостила советская поэтесса Инна Лиснянская, которая посвятила ей стихотворение «Когда была я молодой…».
В «Московском писателе» в каждой семье были свои любимые спортивные игры. С корта Игоря Ильинского – изгородь вокруг корта была сплошь увита виноградом – слышался «тук-ток, тук-ток», звук теннисного мяча, ставший для всех родным и неотъемлемым фоном внуковской жизни. У Гусевых мальчишки серьёзно играли в футбол, а зимой на превращённом в каток корте – в хоккей. У нас же на поляне играли в волейбол – с настоящей сеткой, а чуть позже – в крокет: молотки с длинными ручками, шары, воротца. Играть было сложно, так как крокетной площадки у нас не было и шары вечно катились куда хотели. А у родителей, у взрослых, – хотя теперь понимаю, что взрослыми их можно было назвать с очень большой натяжкой, – популярен был пинг-понг. Играли в семье все! Один на один, двое на двое, у каждого был свой стиль, смотреть было увлекательно.
Дети моего поколения продолжили дружеские традиции старших. В городке мы обозначались не только именами, но еще принадлежностью к участку. Мы с моей подругой Таней, внучкой композитора Милютина, бесконечно гоняли на великах по Гусева, Маяковке и МВТ, а иногда укатывали даже на станцию, хотя наши бабушки делать этого категорически запрещали. Ещё мы любили наблюдать за мальчишками – Витей Гусевым, Володей Ильинским, Артёмом и Максимом Петровыми. Нам, двенадцатилетним девчонкам, они казались очень привлекательными – красивые, модные, старше нас, им было лет по пятнадцать-шестнадцать. Я была влюблена в Володю и Витю одновременно; не знала, что с этим делать, а потому помалкивала. Мальчишки часто собирались напротив ворот Милютиных, точнее, у ворот участка Игоря Ильинского. У них были велосипеды, и даже у кого-то однажды появился мотоцикл, а ещё у них был магнитофон, из которого раздавались записи «Битлз», – это уже казалось вообще чем-то запредельным. Мы с Таней потихоньку вставали на приступочку глухих милютинских ворот с внутренней стороны – чтобы из-под ворот не виднелись наши сандалии, – открывали изнутри почтовый ящик и в образовавшуюся щель в четыре глаза подглядывали за мальчишечьей компанией.
И конечно, какое же лето на даче без домашних спектаклей! Мы читали с листа сказки Пушкина, показывали кукольные спектакли, ставили знаменитую «Снежную королеву». Спектакли шли у нас на Большой террасе, а если погода была солнечной, то натягивали занавес между деревьями, устраивали сцену, зрительный зал, и даже продавали взрослым билеты по 10 копеек. Самодельные билеты на эти представления хранятся у меня до сих пор. Помню, с «Золотой рыбкой» мы отправились на «гастроли» к Первенцевым, нагрузившись бумажными декорациями, а там нас уже ждали взрослые, разместившись на улице в плетеных креслах. Я так тогда волновалась! Выступать дома перед своими бабушками было не так страшно, а «гастроли» – дело куда более серьёзное.
Мой папа тогда увлекался видеосъёмкой и сумел некоторые спектакли снять камерой. Теперь эти фильмы – бесценный архивный материал, в котором присутствует старшее поколение.
На даче во Внукове вечно обитала всякая живность: кошки, собаки, черепахи – свои и приблудные. Вечерами к дому, пыхтя, семенили ежи пить молоко и таскать хлеб; трясогузки, перебирая лапками, прибегали по садовым дорожкам за крошками, а белки по сей день скачут по веткам целыми семьями. Казалось, во всей округе вся бездомная живность так и передавала друг другу: «Ступайте на Гусева, 12, там всех кормят, всех привечают».
Внуково проходит красной нитью через всю нашу жизнь. И несмотря на драматические страницы нашей семейной истории, без которых невозможна жизнь и которые есть в каждой семье, внуковский дом и его земля несут в себе особый заряд энергии, здесь наши корни и истоки, здесь рождаются наши дети, здесь они делают первые шаги и отсюда выходят в мир.
***
Наша семья по-прежнему большая. Нынешнее поколение, пятое, пока ещё молодое и шумное племя: Александр, Мигель, Никита и Дарья - им хранить и преумножать семейные ценности во Внукове.
И хочется повторить им слова наших бабушек: ничего не бойтесь, шагайте вперёд – с улыбкой и открытым сердцем, творите добро, любите людей, берегите нашу Родину, самое красивое место на земле, а старшие… эх, что старшие? Старшие будут пить чай с пирогами, снисходительно улыбаться и, поглядывая на мир откуда-то сверху, наверняка будут вами гордиться.
Все её фильмы, долго не сходившие с экранов страны: «Последний табор» с прекрасной Лялей Чёрной, знаменитый «Комсомольск», «Дурсун» с великолепной Ниной Алисовой (именно за этот фильм бабушка получила Сталинскую премию), «Отважные друзья», «Молодые капитаны», проникнуты глубокой любовью и уважением к человеку созидательному, его мечтам и труду. Думаю, бабушкины фильмы были бы и сегодня притягательными для современного зрителя.
Помню Зину в широкой шубе, в пуховом платке; грузная, морозная, шумная – от её присутствия становилось громко и тесно. Если я болела, она принималась категорично лечить, читать книги и кормить куриным бульоном с фрикадельками – меня и всех моих игрушечных друзей. Она бесконечно рассказывала мне придуманные ею сказки, и я, естественно, знала их наизусть, но любила слушать опять и опять.
Сестра Зиновии, Серафима, сероглазая красавица, ко всему относилась с большим вниманием. Она красиво и горделиво смеялась, источая необыкновенную силу и житейскую практичность. Именно она пекла пироги и варила варенье, ставила самовар, шила детям наряды и занималась хозяйством. Иногда она со смехом садилась за рояль и с легкостью, присущей только талантливым людям, играла польки, вальсы, высоко вскидывая широкую крепкую кисть и встряхивая русыми волосами.
Из-за особой внутренней силы этих двух замечательных сестёр – Зиновии и Серафимы, их самодостаточности, с ними порой было трудно жить, непросто дружить, но каждый раз после общения с ними ощущался особый приток внутренней энергии и уверенности в собственных силах. Сёстры были сильными и бесстрашными. Нам, детям, с такими бабушками здорово повезло – мы унаследовали от них жизнестойкость, крепость духа и кипучую энергию.
Не могу не вспомнить и своего деда, Николая Никифоровича Иванова, мужа Серафимы, сценариста и большого общественного деятеля. Он был поистине многогранен: в тяжёлые 20-е годы вместе с Надеждой Константиновной Крупской организовывал первые пионерские лагеря и детские дома для беспризорников, писал сценарии к художественным фильмам для детей, позже организовывал строительство внуковского поселка МВТ, в 1939 году в составе советского комиссариата был направлен в Нью-Йорк для работы на знаменитой Всемирной выставке советских достижений. А на даче дед Николай сажал розы, выращивал помидоры и был необыкновенным выдумщиком и умельцем – из веточек, листьев, проволочек и прочей «ерунды», вкладывая душу, он мастерил удивительные поделки, создавал природные сюжеты. Недавно на чердаке я обнаружила дедово «Озеро с цаплями»…
За пять поколений собрался большой архив внуковской жизни. Интересны воспоминания и письма дочери Зиновии, Ольги Бобылёвой, доводившейся мне тёткой. В семье Ольгу звали Лялей, была она тогда молодым кинодраматургом, много работала и часто жила на даче, так как внуковская обстановка вдохновляла её. В одном из своих писем к матери она пишет: «На огороде – красота. Пошли помидоры – обсыпные, молодая картошка, огурцы, цветная капуста, свёкла, чёрная смородина – рай! На яблоне, близкой к воротам, 60 яблок! Вишенки отцвели и зреют. Цветы цветут». И еще: «В грозу, когда все прятались по комнатам, закрывали окна, бабушка, наоборот, садилась у открытого окна и любовалась грозой. Это действительно зрелище прекрасное: тёмное небо, всполохи золотой молнии, удары грома, который звучит так, как будто что-то раскалывается над головой».
Часть 4. Внуковская жизнь
Жить на даче было весело: соседей много, все общались. Встречались на улицах, здоровались через заборы, заворачивали на пироги. Заходил к нам, прогуливаясь, композитор Юрий Сергеевич Милютин с женой, Ксенией Алексеевной. «Красавица! Ну истинная красавица!» – всегда восклицала Зина. «Приветствую!» – торопливо махал рукой Никита Григорьевич Санников, лингвист, переводчик. Заглядывала к нам и звёздная Любовь Петровна Орлова – в тёмных очках, в косынке, в широкой юбке и с корзинкой. Заходили историк медицины Борис Петров и прославленный спортсмен, тяжелоатлет и писатель Юрий Власов.
К Зине и дяде Саше часто приезжали друзья: поэт Эдуардас Межелайтис, ставший членом семьи, писатель Юрий Нагибин, драматург и сценарист Алексей Спешнев, писатель Игорь Бахтерев и многие другие. В 60-е годы у Зины на даче во Внукове гостила советская поэтесса Инна Лиснянская, которая посвятила ей стихотворение «Когда была я молодой…».
В «Московском писателе» в каждой семье были свои любимые спортивные игры. С корта Игоря Ильинского – изгородь вокруг корта была сплошь увита виноградом – слышался «тук-ток, тук-ток», звук теннисного мяча, ставший для всех родным и неотъемлемым фоном внуковской жизни. У Гусевых мальчишки серьёзно играли в футбол, а зимой на превращённом в каток корте – в хоккей. У нас же на поляне играли в волейбол – с настоящей сеткой, а чуть позже – в крокет: молотки с длинными ручками, шары, воротца. Играть было сложно, так как крокетной площадки у нас не было и шары вечно катились куда хотели. А у родителей, у взрослых, – хотя теперь понимаю, что взрослыми их можно было назвать с очень большой натяжкой, – популярен был пинг-понг. Играли в семье все! Один на один, двое на двое, у каждого был свой стиль, смотреть было увлекательно.
Дети моего поколения продолжили дружеские традиции старших. В городке мы обозначались не только именами, но еще принадлежностью к участку. Мы с моей подругой Таней, внучкой композитора Милютина, бесконечно гоняли на великах по Гусева, Маяковке и МВТ, а иногда укатывали даже на станцию, хотя наши бабушки делать этого категорически запрещали. Ещё мы любили наблюдать за мальчишками – Витей Гусевым, Володей Ильинским, Артёмом и Максимом Петровыми. Нам, двенадцатилетним девчонкам, они казались очень привлекательными – красивые, модные, старше нас, им было лет по пятнадцать-шестнадцать. Я была влюблена в Володю и Витю одновременно; не знала, что с этим делать, а потому помалкивала. Мальчишки часто собирались напротив ворот Милютиных, точнее, у ворот участка Игоря Ильинского. У них были велосипеды, и даже у кого-то однажды появился мотоцикл, а ещё у них был магнитофон, из которого раздавались записи «Битлз», – это уже казалось вообще чем-то запредельным. Мы с Таней потихоньку вставали на приступочку глухих милютинских ворот с внутренней стороны – чтобы из-под ворот не виднелись наши сандалии, – открывали изнутри почтовый ящик и в образовавшуюся щель в четыре глаза подглядывали за мальчишечьей компанией.
И конечно, какое же лето на даче без домашних спектаклей! Мы читали с листа сказки Пушкина, показывали кукольные спектакли, ставили знаменитую «Снежную королеву». Спектакли шли у нас на Большой террасе, а если погода была солнечной, то натягивали занавес между деревьями, устраивали сцену, зрительный зал, и даже продавали взрослым билеты по 10 копеек. Самодельные билеты на эти представления хранятся у меня до сих пор. Помню, с «Золотой рыбкой» мы отправились на «гастроли» к Первенцевым, нагрузившись бумажными декорациями, а там нас уже ждали взрослые, разместившись на улице в плетеных креслах. Я так тогда волновалась! Выступать дома перед своими бабушками было не так страшно, а «гастроли» – дело куда более серьёзное.
Мой папа тогда увлекался видеосъёмкой и сумел некоторые спектакли снять камерой. Теперь эти фильмы – бесценный архивный материал, в котором присутствует старшее поколение.
На даче во Внукове вечно обитала всякая живность: кошки, собаки, черепахи – свои и приблудные. Вечерами к дому, пыхтя, семенили ежи пить молоко и таскать хлеб; трясогузки, перебирая лапками, прибегали по садовым дорожкам за крошками, а белки по сей день скачут по веткам целыми семьями. Казалось, во всей округе вся бездомная живность так и передавала друг другу: «Ступайте на Гусева, 12, там всех кормят, всех привечают».
Внуково проходит красной нитью через всю нашу жизнь. И несмотря на драматические страницы нашей семейной истории, без которых невозможна жизнь и которые есть в каждой семье, внуковский дом и его земля несут в себе особый заряд энергии, здесь наши корни и истоки, здесь рождаются наши дети, здесь они делают первые шаги и отсюда выходят в мир.
***
Наша семья по-прежнему большая. Нынешнее поколение, пятое, пока ещё молодое и шумное племя: Александр, Мигель, Никита и Дарья - им хранить и преумножать семейные ценности во Внукове.
И хочется повторить им слова наших бабушек: ничего не бойтесь, шагайте вперёд – с улыбкой и открытым сердцем, творите добро, любите людей, берегите нашу Родину, самое красивое место на земле, а старшие… эх, что старшие? Старшие будут пить чай с пирогами, снисходительно улыбаться и, поглядывая на мир откуда-то сверху, наверняка будут вами гордиться.
1 место в номинации «Литературный конкурс» «Новая Москва в сердце России»
